— Господин Иган, KPMG не просто известна – она, вместе с Deloitte, Ernst & Young и PwC, член «большой четверки» авторитетных аудиторских и консалтинговых компаний, работающих по всему миру. И я был несколько удивлен, узнав, что «КПМГ» – своего рода глобальный кооператив, сеть независимых компаний, выступающих под единым брендом…

— Да. И «КПМГ в России и СНГ» – это независимое, самостоятельное, самоуправляемое российское юридическое лицо. Мы входим в международную сеть независимых фирм, но без какого-то высшего корпоративного руководства. Решения мы принимаем сами и все, что наша компания зарабатывает, остается у нас.

— А офисы «КПМГ» в различных городах России и стран СНГ? Это тоже независимые компании?

— Нет. Мы работаем в странах СНГ и эти офисы являются частью «КПМГ в России и СНГ».

— Сколько же людей у вас работает?

— В «КПМГ в России и СНГ» свыше четырех тысяч сотрудников. Больше всего в Москве – примерно три тысячи.

— А кого больше – иностранных специалистов или местных?

— Девяносто девять процентов – персонал, нанятый в России и других странах СНГ.

— Как вы набрали такое количество сотрудников?

— Проводим рекрутинговые кампании и другие мероприятия в российских и в университетах стран СНГ. Например, у нас есть традиционный международный конкурс для студентов – KPMG International Case Competition, в ходе которого команды, сформированные из нескольких студентов, соревнуются в решении бизнес-кейсов от KPMG. То есть конкретных проблем и задач, с которыми они могут столкнуться, работая в нашей компании. Победители выходят в международный финал, где соперничают с такими же командами со всего мира. В прошлом году финал проходил в Дубае. Есть и другие программы.

— И как, наши университеты обеспечивают достаточный уровень образования специалистов?

— Уровень подготовки специалистов в российских университетах хороший. Но когда я, например, учился, моими преподавателями были в основном бывшие специалисты компаний «большой четверки». Многие из них уже имели собственные успешные фирмы. Они ориентировали нас, студентов, на конкретную работу, на реальную практику. И к окончанию учебы я уже имел достаточное представление о том, что меня ждет, что мне предстоит делать. Вот этого в российских университетах, наверное, пока не хватает...

— В условиях взаимных санкций Запада и России жизнь для международного бизнеса, конечно, осложнилась. На своей компании вы это как-то почувствовали?

— Мы чувствуем, что ситуация на рынках осложнилась, инвестиции снизились. Это слышим от наших клиентов. Какие-то компании свертывают свои проекты, стали меньше вкладывать в них денег, сузился рынок первичного размещения акций на международных фондовых рынках. Но при всем этом количество обращений к нам со стороны бизнеса в России по-прежнему больше, чем, скажем, на зрелых рынках.

— В России сегодня работает и «большая четверка», и местные аудиторские и консалтинговые компании. Конкуренция острая?

— Конкуренция есть. Но все же она не так остра, как, скажем, в США или в Германии. Развивающиеся рынки, как правило, предлагают больше новых проектов и инициатив для реализации. Поэтому работы здесь хватает всем. Небольшие местные компании, которые не в состоянии сами проводить серьезный аудит и не имеют международного опыта, обслуживают малый бизнес. А транснациональные компании-консультанты предоставляют более сложные профессиональные услуги для средних и крупных компаний.

— Кроме непосредственно аудита вы занимаетесь вопросами соблюдения требований Закона Сарбейнса–Оксли о внутреннем контроле за подготовкой финансовой отчетности. Но этот закон касается тех акционерных обществ, чьи бумаги котируются на фондовом рынке США. Много таких российских компаний?

— Большинство компаний, с которыми я работаю по этому направлению, – это, конечно, «дочки» транснациональных корпораций, крупные зарубежные компании, головные офисы или филиалы которых находятся в США. Российских компаний среди котирующихся на биржах США еще очень и очень немного. Но я работал с российскими фирмами, которые до нынешней ситуации планировали размещение своих акций на американских биржах. Увы, этот рынок в России пока весьма узок. Хотя потенциал его огромен.

— Российские компании чаще выходят с первичным размещением акций не на американские фондовые биржи, а на лондонскую. Почему так?

— Это зависит от компании, от того, чем она занимается. Кроме того, размещение на фондовой бирже – процедура непростая и затратная. На американских биржах российский (как и любой другой иностранный) эмитент не может напрямую разместить свои акции. Это делается через так называемые Американские депозитарные расписки – ADR. То есть компания должна сначала депонировать акции в банке, потом американский банк выпускает на эти акции собственные производные ценные бумаги – ADR, которые и обращаются на зарубежных биржах, в том числе и в США. Инвестор, по сути дела, покупает не саму российскую акцию, а банковский сертификат на право владения ею. А размещаться в Лондоне дешевле.

— В чем вы видите особенность российского финансового рынка?

— Главная особенность для инвестора, пожалуй, в том, что Россия и ее бизнес очень зависят от цены на нефть. Даже не важно, чем занимается компания, на ее результатах цена на нефть очень сказывается. Есть российские компании, которые добились хороших результатов в прошлом году. Но пока цена их акций пошла вниз. Для иностранного же инвестора такая ситуация может создать новые возможности.

— А каковы, на ваш взгляд, особенности российской культуры бизнеса?

— На Западе представители бизнеса намного больше верят в существующие институты и полагаются на них. В России же важнее человеческий фактор: больше полагаются не на государственные и общественные институты, а доверяют человеку. На мой взгляд, это основное отличие, на которое следует обращать внимание тем, кто собирается инвестировать в России.

— Это создает для инвестора проблему?

— Это не столько проблема, сколько факт, который надо иметь в виду. Если же говорить о проблеме, то она, может быть, в том, что люди здесь часто не думают о большой перспективе, не хотят загадывать надолго вперед. А это влияет на конечный результат. Опять-таки, не думаю, что это очень большая проблема. Но хотелось бы, чтоб люди смотрели дальше – лет на 5–10.

— Продолжая тему человеческого фактора: трудно работать с российскими бизнесменами? Это надежные люди?

— По своему опыту могу сказать: надежные. В России можно верить и бизнесменам, и вообще людям. Они держат слово.

— Вы работаете в Москве с 2008 года. Как за это время в России изменился климат для иностранного бизнеса?

— С чисто экономической точки зрения, когда я сюда приехал, возможностей было больше. Покупательная способность рубля была значительно выше, доллар, помню, стоил немногим больше 23 рублей. Выше были и доходы компаний. Сегодня, с резким колебанием курса рубля, появилось больше неопределенности, доходы компаний, продающих свои товары в России, сократились.

— Некоторые ваши коллеги видят большую проблему в неопределенности, связанной с регулированием бизнеса в России. С тем, что «правила игры» часто меняются…

— Тут надо говорить конкретно, о чем идет речь. Да, на рынке сегодня много неопределенности. Налоговое законодательство меняется. Цены меняются. С одной стороны, инвестиции могут стать очень эффективными. С другой – на формирующихся рынках всегда присутствуют большие риски. Поэтому пока далеко не все серьезные иностранные компании готовы прийти на российский рынок. Не думаю, что все можно легко и сразу отрегулировать. На формирующемся рынке такая ситуация будет сохраняться всегда.

— Так все-таки: сегодня риск вложений в российскую экономику оправдан?

— В конце 90-х экономика России тоже не процветала, но многие инвесторы тогда выиграли. Кризис кризисом, но он всегда создает и новые возможности для бизнеса. Покупать в России для иностранного инвестора стало дешевле. Конечно, есть риски. Но в целом, считаю, риски эти сегодня абсолютно оправданны.

— Покупать стало дешевле. Но что именно покупать?

— Если говорить о фондовом рынке, то российские акции сейчас крайне дешевы. С учетом соотношения цены и прибыли, покупая в расчете на перспективу, когда рынок пойдет вверх, через несколько лет можно рассчитывать на очень хороший доход. И это сулит огромные возможности в будущем.

— А помимо фондового рынка? Какие секторы российской экономики могли бы представлять интерес?

— С инвестиционной точки зрения в России сегодня имеют хороший потенциал сельское хозяйство, а также новые технологии.

— Что перспективнее – ввозить готовые товары или открывать производство в России?

— Это зависит и от сферы деятельности, и от риска, на который готова пойти компания. Если она рассчитывает на длительную перспективу и долгосрочный доход, есть смысл инвестировать в производство. Если компания не хочет рисковать и делает ставку на получение быстрой прибыли, ей выгоднее ввозить продукцию. Естественно, с политикой импортозамещения и удорожанием импорта возрастают возможности для компаний, готовых открывать свое или совместное производство с локализацией в России. Что мы сегодня и наблюдаем.

— В итоге, что бы вы посоветовали потенциальному инвестору: ждать, пока экономический шторм уляжется, или все-таки выходить в море?

— Никогда не знаешь, когда шторм уляжется... Рынок подешевел, и сейчас, может быть, для инвестора как раз лучшее время.

— Тогда поговорим о более конкретных вещах, о конкретных рисках, которые могут поджидать иностранного предпринимателя. Трудно сегодня иностранцу открыть бизнес в Москве?

— Я так не думаю. Надо только найти хороших местных партнеров, местных специалистов. В России много талантливых людей с высокой мотивацией, которые понимают и знают, что и как надо делать. Вы не сможете вести здесь бизнес, ориентируясь только на то, что написано в учебниках, или на то, как это делается в Германии или в Японии.

— Говорят, что российская бюрократия – чуть ли не самая большая проблема для бизнеса…

— Бюрократия есть везде. Кого-то могут сначала напугать, скажем, сложности с получением в России въездных рабочих виз. Да, это требует времени, но это не те сложности, которые препятствуют открытию бизнеса.

— Иностранцев традиционно пугают пресловутой российской коррупцией. Она действительно высока?

— Коррупция в России существует, как она существует на рынке любой другой страны. Но очень многие компании, в том числе американские, работают в России, избегая коррупционных схем. И работают успешно. Не думаю, что это большая проблема.

— Вы смотрите на вещи с рассудительностью опытного москвича. А как, кстати, американец стал москвичом?

— Я сам этого захотел. Поработав в Китае, решил попробовать что-то новое – и в экономическом смысле, и в культурном. Российский рынок показался очень интересным.

— Сложно было привыкать на новом месте?

— Каких-то особых трудностей не встретил. Тем более после Китая. Работа там была гораздо большим вызовом для меня: Россия в культурном плане все-таки ближе к моим родным Соединенным Штатам.

— А русским языком вы владеете?

— Нет. Могу, конечно, объясниться на бытовом уровне. А так в повседневной жизни вполне обхожусь английским. В Москве его многие знают.

— Чувствуете себя здесь спокойно, в безопасности?

— Абсолютно. Москва – очень безопасный город. Во всяком случае, гораздо безопаснее многих американских городов.

— Утверждают, что Москва – одна из самых дорогих столиц…

— После падения курса рубля уже нет. Аренда жилья, правда, дороговата. Особенно новых апартаментов.

— А по чему вы больше всего здесь скучаете?

— По свежим лобстерам. (Смеется.) И по баскетбольным матчам, которые можно смотреть по телевизору в баре.

— Если вернуться на восемь лет назад, повторили бы свой московский опыт?

— Вне всякого сомнения.